Лёд и пламень академика Мельникова
Текст: Екатерина Огнева, Дмитрий Лихарев
Фото: из личного архива семьи Мельникова и открытых источников
поделись историей с друзьями
Оригинал текста опубликован в СМИ “Территория опережающего развития” (федеральная корпоративная газета Регионального благотворительного фонда «Ветеран нефтегазстроя» по Тюменской области), №2(18), 2020 г.
«Глеб Иванович, прекратите словоблудие у доски!» — громкий голос из зала, обращенный к бывшему ректору Ленинградского университета Макарову, произвел эффект разорвавшейся бомбы. Участники заседания зашикали на наглеца. Но тот был решителен: на кону доброе имя отца — руководителя Института мерзлотоведения Сибирского отделения Академии наук СССР.
Небывалый случай
Павел Иванович Мельников с сыном Владимиром
1975 год. Якутск. Осталось несколько месяцев до предзащиты докторской диссертации. Заведующий лабораторией Института мерзлотоведения Владимир Мельников уже получил блестящие рецензии на свою работу. Но без пяти минут доктор даже представить не мог, какие испытания будут предшествовать присуждению научной степени.
Началось с того, что несколько ребят-геофизиков из соседней лаборатории поделились сомнениями в результативности работы своего подразделения. В режиме строжайшей секретности они изучали воздействие электромагнитных полей на полет ракет. Когда Владимир Павлович узнал, что и как измеряют и за что выдают, пришел в ужас. На исследования, которые лаборатория проводила для группы ученых Ленинградского университета, выделялись огромные деньги.
Мельников пошел к отцу, который руководил институтом.
— У тебя за спиной такие дела творятся!
— Но у них секретные исследования, а у нас в институте нет ученого совета по рассмотрению закрытых работ.
— А отвечать за этих умников потом тебе придется.
Прислушавшись к совету сына, Мельников-старший сделал все, чтобы совет по закрытым работам создать. Опасения подтвердились. Тогда в Ленинград, непосредственно руководившему этой работой профессору Г. И. Макарову послали два письма с вопросами и предложениями иных подходов решения задач. С берегов Невы ответили молчанием. Владимир Павлович полетел в Ленинград.
Перед тем как выйти «к барьеру», Мельников встретился с рецензентом своей диссертации Вешевым, который был в подчинении у Макарова. Рассказал о проблеме. Решили вместе пойти к Глебу Ивановичу. Узнав, в чем дело, Макаров предложил рассмотреть вопрос на ученом совете.
И вот Макаров выводит формулы у доски, его речь неторопливо плывет по огромному залу, где расположились около двадцати кандидатов и докторов наук, в основном радиофизики.
А Мельников понимает, что говорящий уводит собрание в сторону от главной проблемы, и, если он не изменит направление монолога, проиграет. Тогда он громким голосом попросил прекратить словоблудие у доски и перейти к сути.
Что тут началось! На наглеца, посмевшего перебить бывшего ректора ЛГУ, зашикали и стали возмущаться тому, что этот гость себе позволяет. В этом гвалте Владимир Павлович едва услышал голос Вешева, единственного, кто на свой страх и риск сказал: «А ведь Мельников-то прав».
— Что же вы предлагаете? — ледяным тоном спросил у своего визави Макаров, когда страсти немного улеглись.
— Так как наш институт с вами работает, задачу не решить. Пока не поздно, нужно определить, какими методами и приборами будем пользоваться в дальнейшем. Подпишем протокол и направим в спецотдел президиума Сибирского отделения Академии наук.
— Готовьте документ, — сдался Макаров.
Мельников пришел в гостиницу и изложил проблему и способы ее решения на одном листе. Отдал в приемную.
— Владимир Павлович, небывалый случай! Вы победили! — закричал с порога пришедший к нему на следующий день Вешев. — Правда, у Макарова к вам небольшая просьба, — добавил гость уже спокойнее. — Заменить формулировку «не решает проблему», на «не всегда решает проблему». Ведь мерить свойства на постоянном токе возможно, когда сопротивление среды бесконечно…
— Но этого же в природе не бывает!
— Но теоретически-то возможно.
Правка была внесена, Мельников вернулся в Якутск. А вскоре последовала директива — явиться в Новосибирск на закрытый президиум. Приехал туда и Макаров.
Судьями в разборе полетов стали: М. А. Лаврентьев, великий математик, создатель Сибирского отделения АН и Новосибирского Академгородка; А. А. Трофимук, академик-нефтяник, открывший приуральскую нефть и газ; Г. И. Марчук — будущий председатель Государственного комитета по науке и технике и председатель СО АН СССР.
— Глеб Иванович, черт побери, как ты мог подписать такой протокол? — рассвирепевший Лаврентьев не стеснялся в выражениях. — Ты же нас всех подставил. Получается, мы семь лет вбухивали в никуда огромные деньги. Это как понимать?
После выступлений, жарких споров и признания, что исследования действительно нужно проводить другими методами, оскандалившуюся лабораторию со всем ее приданым передали из Института мерзлотоведения в Якутский научный центр.
Мельников-младший спас отца от назревавших неприятностей и вернулся домой с победой.
Отец
Игарка. 1938 год
Не раз случай уводил Мельникова-старшего от беды. Его жизнь была полна трудностей и драматических событий. После окончания в 1935 году Ленинградского горного института, Павел Иванович руководил мерзлотной станцией Главсевморпути в Игарке.
Преданный ученик основоположника мерзлотоведения М. И. Сумгина вел широкие исследования. Под его руководством впервые в СССР была построена подземная лаборатория на глубине восемь метров. И сразу достигнуты значительные результаты, изменившие практику строительства на мерзлых грунтах.
Это был конец 30-х — кровавых, шелестящих доносами-анонимками, обмотанных колючей проволокой, освещенных прожекторами лагерных вышек. Репрессии докатились и до затерянного дальневосточного портового поселка. В его партийной организации из 22 членов к 1939 году осталось только трое. И тогда парторг Ольга Остроумова сказала Мельникову: «Павел, ты следующий. Беги, пока не поздно». В этом же 1939-м в Москве создается Институт мерзлотоведения АН СССР. Игарская станция передается в этот институт.
Забрав супругу Елену Устиновну, дочерей, девятилетнюю Люду и двухлетнюю Танюшу, Мельников уехал в Москву. Остроумова спасла ученого, который вскоре откроет Якутский артезианский бассейн, найдет пресные воды под мерзлотой. До этого население использовало воду из реки Лены, которая была источником многих заболеваний, особенно детских.
Кстати, во время поисков этого бассейна (это было в Великую Отечественную) над Мельниковым вновь сгустятся тучи. Дорогущая скважина пройдет намеченную глубину, а воды не будет. И тогда, рискуя в случае неудачи загреметь в лагеря, Павел Иванович решит бурить еще глубже. И через несколько десятков метров хлынет поток целебной живой воды.
Детство
Институтом мерзлотоведения, в который перевели П. И. Мельникова, руководил академик В. А. Обручев, крупнейший ученый-геолог и автор приключенческих романов «Плутония», «Земля Санникова» и других.
В июле 1940 года у Мельниковых родился сын Володя. В перерывах между работой отец бегал на соседний рынок за молоком (у Елены Устиновны тяжелые роды привели к потере молока), а потом его отправили в Якутск, где была организована научная мерзлотная станция Института мерзлотоведения им. Обручева АН СССР. Семья осталась в Москве ждать вызова в Якутск. Но грянула война.
Мельникова на фронт не пустили, он нужен был в Якутске. Проведенные в то время исследования Павла Ивановича по прокладке дорог и строительству аэродромных полос позже отметят боевым орденом Красной Звезды.
***
С 22 июля 1941 года начались интенсивные авианалеты на Москву. За остаток месяца на столицу сбросили 104 тонны фугасных бомб и 46 тысяч зажигательных. При очередном обстреле разрушился один из домов во дворе на 1-й Мещанской, где жили Мельниковы.
Вскоре город охватила лихорадка эвакуации. Один из последних поездов увез семью в тыл. Обосновались в башкирской деревне Дюртюли в 45 километрах от Уфы. В это тяжелое голодное время Елена Устиновна стала настоящей главой клана, собрав под крылом не только своих детей, но и восьмерых родственников, в том числе родную сестру. (В 1941 году та бежала с сыном и дочкой из оккупированной Белоруссии и после многих перипетий оказалась в селе Дюртюли. Кстати, Александра Устиновна была женой В. А. Сандалова — Героя Советского Союза, ставшего в 1944 году генерал-майором авиации.)
Большой семье всеми правдами и неправдами приходилось добывать еду. Повезло, что прихватили из Москвы некоторые ценные вещи — обменяли их на козу. Каждый день ходили в лес за дровами, собирали сучья. Маленький Володя тоже возвращался из леса с привязанной к спине вязаночкой хвороста.
Спустя два года вернулись в столицу. Там в июле 1944-го повзрослевший мальчуган впервые увидел фашистов. Десятки тысяч немытых и обтрепанных пленных фрицев шли по Садовому кольцу и другим центральным улицам города, в том числе и по израненной 1-й Мещанской, где стоял дом Мельниковых. Это был знаменитый «Парад побежденных», убедивший неверующих союзников в великих победах Советской армии. Следом за «гитлеровской нечистью» ехали поливальные машины, символично отмывавшие от нее землю.
Потом он увидит пленных в своем дворе, где, худые, бледные, измученные, они будут восстанавливать разрушенный дом. Жители старались подбросить им через забор что-нибудь перекусить. Хотя и сами не всегда бывали сыты.
Как-то Мельниковым пришла посылка из Якутии — коробочка американского сахара, целых полкилограмма. Володя смотрел на белые кубики рафинада широко открытыми зеленоватыми глазами. В Башкирии в некоторых домах над столом было принято подвешивать кусок сахара, который разрешалось только лизнуть. На этот раз мать и сестры позволили мальчугану в первый раз вдоволь насладиться лакомством. Володя съел рафинад до единого кусочка. Как же это было вкусно!
В сытую по сравнению с московской жизнь Мельниковы отправятся в 1946 году, когда придет задержавшийся на столько лет вызов из Якутска. За двое суток с девятью посадками долетят они туда в салоне грузового Ли-2, холодного, как морозилка. Шестилетнего Володю вынесут из самолета чуть живого.
Володя Мельников на лошади Машке. Якутск. 1952 год
Защита
Тот перелет окончательно ослабит здоровье Мельникова-младшего. В Якутске он два раза переболеет малярией. А в 1949 году, когда вновь будут жить в Москве, начнутся проблемы с суставами. Девятилетний парнишка практически не сможет ходить.
Врачи только разводили руками. Кто-то шепнул отцу, что надо пробовать радиоактивный метод, который тогда разрабатывался параллельно с атомной бомбой и держался в секрете. Обратились к президенту Академии наук СССР Сергею Ивановичу Вавилову с просьбой разрешить экспериментальное лечение. Вскоре на пороге их квартиры появилась врач с тяжелым свинцовым ящичком. Оттуда она осторожно доставала какие-то марли, накладывала их на суставы, строго засекала время. И вскоре Володя забыл о боли.
Она вернется через много лет в самый неподходящий момент — во время работы над докторской. Спондилоартроз, осложненный сальмонеллезом, который попал в дом с фруктами с рынка. Он потеряет 17 килограммов веса, будет передвигаться с тросточкой. «Либо сам победит болезнь, либо она его», — говорили бессильные доктора. Автореферат диссертации ему придется писать, лежа в кровати. И работа станет спасением — она заставит гореть, отправит в творческий полет, займет все мысли. Болезнь в итоге отступит.
Но перед защитой диссертации Владимир Павлович был еще слаб, иногда падал в обмороки. Поэтому в знаменательный для молодого ученого день заботливая мама Елена Устиновна вооружит его не только своим благословением, но также нашатырем в ампуле и 50-граммовой бутылочкой коньяка, чтобы снять возможный приступ. Настроение у Мельникова, несмотря на ноющую боль и ходьбу с опорой на тросточку, было боевое. Перед началом он зашел в библиотеку. В читальном зале сидел бывший сотрудник его лаборатории — кандидат наук Коновалихин.
Его переманили к себе люди, изгнанные из Института мерзлотоведения после той самой скандальной истории. Коновалихин дописывал отрицательный отзыв на диссертацию Мельникова, о чем прямо и заявил.
— Володя, ты — пешка в чужой подковерной игре.
— Смотри — сам не пострадай, — попытался остановить парня Мельников. Тот засмеялся.
Председатель ученого совета открыл заседание неожиданно: «Товарищи, поступило заявление от кандидата наук Владимира Коновалихина с требованием снять работу Мельникова с защиты, так как она не соответствует профилю совета. Давайте проголосуем». Но собравшиеся единогласно проголосовали за защиту.
Владимир Павлович взволнованно вышел на трибуну и почувствовал признаки обморока. Раздавил ампулу и вдохнул нашатырь. Не помогло, так как начало обморочного состояния спровоцировало сухость во рту и пропал голос. Спас коньяк, принятый на глазах сотни присутствующих. Голос вернулся. Доклад был сделан.
По правилам после доклада зачитывались отрицательные отзывы. Такой был один, но чтение его растянулось на полтора часа. Народ негодовал, то и дело хлопали двери — кто-то выходил выпить кофе, на перекур, подышать. Когда наконец все было озвучено, поступило предложение прекратить дискуссию и перейти к заключению.
Присутствующие единогласно проголосовали «за».
— Я хочу взять слово, — сказал Коновалихин.
— А разве вы можете добавить еще что-то серьезное к уже написанному вами? — спросил раздраженно председатель.
Тот ответил утвердительно и поднялся на трибуну. Но зал, проголосовавший за переход к заключению, потребовал от председателя не нарушать регламент, так как дискуссия закончена. Коновалихин весь в поту схватил портфель и выбежал за дверь.
К Мельникову подошли с поздравлением коллеги.
— Ты что там пил?
— Как что? Как любой нормальный русский мужик — коньяк!
— Ну даешь! А мы за тебя так волновались, что тоже впору было коньяка тяпнуть.
После успешной защиты Мельников уехал на конференцию в Канаду, а вернувшись, узнал, что Коновалихин попал в психиатрическую лечебницу, а потом застрелился.
Но даже смерть молодого человека не остановила интриганов. В ЦК партии посыпались письма с кляузами — якобы Мельников довел до самоубийства Коновалихина. Высшая аттестационная комиссия отправила его работу на перезащиту в Свердловск.
***
В столице Урала Владимир Павлович встретил коллегу по Алжиру. Тот предупредил, что ученый совет настроен крайне негативно в отношении его персоны из-за потока грязных писем.
Наступил решающий момент. Когда из зала вышел первый перезащитившийся, у Мельникова округлились глаза, так как этот человек недавно блестяще защитил докторскую в МГУ.
Узнав, что Мельников следующий в очереди на лобное место, сказал:
— Примите любые меры, чтобы ваша защита состоялась не здесь. Меня завалили единогласно. Думаю, вас ждет та же участь.
И тогда Владимир Павлович позвонил сестре Татьяне, которая работала в Президиуме АН СССР и была знакома с большим кругом коллег в президиуме и за его пределами. Она сообщила, что у них только что был человек из Свердловского обкома, с которым она постарается связаться. Через пять минут она перезвонила.
— Иди, не бойся! Только сначала напиши заявление, что в связи с невозможностью объективного рассмотрения твоей работы после такого количества писем ты просишь снять ее с рассмотрения и отправить обратно в ВАК.
Председатель послание игнорирует. Собравшиеся должны проголосовать за начало защиты. Мельников поник. Вдруг раздается трель спецтелефона. «Будет исполнено», — произносит в трубку побледневший председатель. Звонил первый секретарь Свердловского обкома. Председатель вдруг «вспоминает» о заявлении Мельникова и просит поддержать просьбу диссертанта.
Однако и на этом приключения диссертации не закончились. ВАК отправила докторскую на отзыв не куда-нибудь, а в ЛГУ к Макарову.
— Нет, опять Мельников! Я этого не выдержу! — закричал Макаров. — Отдать Вешеву!
Так диссертация попала к единственному на тот момент стороннику Мельникова в Ленинграде и получила блестящий отзыв.
Молодой да ранний
Владимир Мельников, 1957 год
Владимир Павлович Мельников стал одним из самых молодых докторов наук по мерзлотоведению в истории Академии наук — в 37 лет, хотя обычно эту высокую ученую степень присваивают, когда кандидат приближается к своему полувековому рубежу. Но его биография никогда не вписывалась в привычные рамки.
Он с пеленок познал прозу и поэзию будней геологов-романтиков. На мерзлотной станции в трех километрах от Якутска спускался в подземные лаборатории, где отец и его коллеги экспериментировали с мерзлыми грунтами. Наблюдал подготовку к экспедициям и возвращения из них. Слушал жаркие споры на тему научных исследований.
Уже тогда он был маленькой частичкой этой жизни. Натаскивал дрова к двум печам и по утрам наполнял бочки в доме льдом, запасенным с весны в леднике. С первыми лучами солнца водил на водопой Орлика, Серого и Машку, благодаря которым в его сердце зародилась любовь к лошадям.
В Якутске, в сердце вечной мерзлоты, будущий академик пошел в первый класс. Двухлетняя школа находилась в одной из половин большой жилой избы. Набивалось в нее человек сорок ребятишек. Чтобы навести порядок в шумных рядах озорников, пожилой учитель-якут нередко брал в руки указку и пользовался ей как палкой.
Лет с двенадцати Володя с лучшими друзьями сутками пропадал в тайге. Для мальчишек, пристрастившихся к охоте, она стала родным домом.
После девятого класса Павел Иванович отправил сына в экспедицию с учеными из Московского института мерзлотоведения. Это была первая академическая экспедиция в районе только что открытой алмазной трубки «Мир». Дикое место — ни дорог, ни поселков. Там 120 ученых разбили лагерь и занялись изучением разреза кимберлитовых пород и изысканиями под строительство будущего города Мирного.
Володя трудился препаратором и буровым рабочим. Он завороженно смотрел, как ученые работают с приборами. Парень еще плохо представлял суть их методики, но именно тогда сделал выбор в пользу геофизики. Ему нравилось, что эти ученые не копают шурфы, не бурят скважины, получая необходимые данные исключительно аппаратными методами.
Владимир Мельников на целине. 1958 год
«Крестник» Симонова
Подошло время поступления в вуз. Для лучших выпускников из отдаленных районов центральные институты давали квоты. На геофизику была только одна путевка — в Свердловский горный институт. Когда Мельников пришел за ней в горком комсомола, там удовлетворенно закивали — парень окончил школу с единственной четверкой, несколько лет был комсоргом. Достойный кандидат.
Но вдруг прозвучал вопрос:
— А вы не родственник ли Павла Ивановича Мельникова?
— Это мой отец.
Мельников-старший к тому времени уже развил Якутскую мерзлотную станцию до статуса Восточно-Сибирского отделения Института мерзлотоведения им. В. А. Обручева (а в 1961 году отделение стало самостоятельным институтом, который в настоящее время носит его имя) и был членом обкома КПСС и заместителем председателя Верховного Совета Республики, имел множество наград (позже он получил орден Ленина и «Золотую Звезду» Героя Социалистического Труда).
— Так что же мы тут время теряем? Семья у вас обеспеченная, аттестат хороший, вы можете и на общих основаниях в любой вуз поступить.
Из горкома Володя вернулся понурый и злой. Еще с порога услышал шум и хохот за обеденным столом.
"
Елена Устиновна была отличной хозяйкой. Немало выдающихся людей побывало в ее хлебосольном, уютном доме. Среди них был А. Т. Твардовский, который приезжал, будучи секретарем Союза писателей, чтобы пообщаться с местными авторами, познакомиться с жизнью далекой Якутии. Настоящим другом семьи стал писатель Василий Николаевич Ажаев, человек трагической судьбы. Брошенный по навету в сталинские лагеря, он много лет провел в заключении. По возвращении написал книгу «Далеко от Москвы» о строительстве в военные годы на Дальнем Востоке нефтепровода. Роман дошел до руководства страны, и Ажаев получил Сталинскую премию. Частым гостем был великий поэт и писатель Константин Михайлович Симонов, сын которого, Алексей, по просьбе отца получал трудовое воспитание в научной экспедиции в Верхоянье.
Как раз из Верхоянья только что вернулись Константин Михайлович, Василий Николаевич и Мельников-старший, навестив отряд, с которыми Алексей перезимовал на полюсе холода.
***
— Ну что, дали горкомовцы путевку? — спросил отец.
— Пинком под зад.
— Не обращай внимания, этот вопрос решается не в горкоме, а в обкоме, — попытался успокоить сына Павел Иванович.
— Это твоя путевка в обкоме, а в моей мне отказали, — в сердцах крикнул Володя и выбежал из комнаты, хлопнув дверью.
— Павел, не порти ребенка. Парень прав. Пусть едет со мной и Ажаевым в Москву и пытается поступить сам, — сказал Симонов.
Уже через несколько дней Володя гостил на писательских дачах в Переделкино у Ажаева. До экзаменов в Московский геологоразведочный институт (МГРИ) оставалось какое-то время.
Как-то вечером отправились к поэту, военному корреспонденту М. К. Луконину. Там были Евтушенко и Ахмадулина — молодые, дерзкие. Они были лишь немного старше Мельникова, но какая же между ними пролегала пропасть! Убеждения молодого комсорга из Якутии, не вписывающиеся в мораль представителей свободной молодежи, они попросту «обхохотали».
Еще одним откровением стал VI Всемирный фестиваль молодежи и студентов. В нем участвовало 34 тысячи человек из 131 государства. Впервые СССР распахнул двери для такого количества иностранцев. Они свободно общались с москвичами. Для беспрепятственных посещений были открыты Московский Кремль и парк Горького, проводились многочисленные мероприятия. Только ради этого стоило приехать в столицу!
Мельников даже забыл о своих неприятностях. Заключались они в том, что когда он сдал документы в МГРИ и проходил обязательную медкомиссию, ему вынесли вердикт: с диагностированным пороком сердца тяжелые полевые условия категорически запрещены, он не сможет ездить на летние практики, поэтому путь в институт заказан.
Узнав о диагнозе, отец настоятельно посоветовал обратиться в больницу при Академии наук и пройти всестороннее обследование. Оказался прав — старый, умудренный опытом кардиолог в пух разнес поставленный диагноз. У Мельникова была обычная юношеская аритмия.
Медицинское заключение такого уровня во МГРИ приняли, но одного балла на экзаменах Мельников все же не добрал — получил «четыре» за сочинение. Когда пришел забирать документы, вдруг увидел в списках зачисленных свою фамилию. Единственную с припиской: «Поступающий, родители которого работают на Крайнем Севере». Оказывается, была такая льгота. «Странно, неужели больше никто из ребят с Крайнего Севера не поступал?» — подумалось Владимиру.
Правду он узнает только через десять лет после защиты кандидатской диссертации.
Учеба и наука
В институте Мельников учился отлично, получал повышенную стипендию, а с четвертого курса стал заниматься наукой. После успешного окончания в 1962 году геофизического факультета по специальности «Геофизические методы разведки месторождений полезных ископаемых» остался работать на кафедре геофизики. Наткнулся на новое физическое явление, стал его изучать и в 1964 году поступил в аспирантуру.
Исследовал вызванную поляризацию в периодически меняющихся полях. Тогда был метод только на постоянном токе, Мельников же начал разработку нового. Позже его научно-исследовательские работы в этой области привели к созданию сейсмоэлектромагнитного метода прямых поисков нефтегазовых месторождений. Он много работал в полях, исследовал разные геологические разрезы в экспедициях в Коми и Белоруссии, на Полярном Урале и Дону. Вместе с ним выезжала группа аппаратурщиков во главе с будущим профессором Л. Бобровниковым (с дарованным талантом радиоинженера), взявшихся разработать приборы для его исследований. Аналогов им в ту пору в мире не было.
Когда набралось достаточно ярких результатов, Владимир Павлович стал готовить кандидатскую диссертацию. Однако работа застопорилась — смущали слишком большие величины параметров изучаемого явления. Возможно, это происходило из-за наличия индукционного поля. Рассказал о своей догадке научному руководителю, профессору Якубовскому, который был индукционщиком. «Володя, занимайтесь своей геофизикой, а индукцию не трогайте — на инфранизких частотах она ничтожна мала», — ответил тот.
Что же делать? Аспирантура заканчивается, а решения не найдено. Кафедра выдает резолюцию — продлить Мельникову аспирантуру еще на год, как неуспевающему. Якубовский уезжает в Алжир, а Мельников — на дачу в Подмосковье. Несмотря на протест научного руководителя, погружается в теорию индукционной разведки. В течение нескольких недель приходит понимание, что поле создает кабель, по которому исследователь пропускает ток. Мельников находит способ разделения полей вызванной поляризацией и индукционного. Все становится на свои места: и аппаратура оказывается пригодной, и методика интерпретации.
В августе 1967 года он приходит к заведующему кафедрой. Якубовский все еще в Алжире.
— Я готов защищать диссертацию.
— Шутишь? — поднимает брови завкафедрой. — Володя, у тебя же цифры не соответствуют ожидаемым.
— Я все исправил.
— Ладно, оставь работу, я посмотрю.
Через неделю он вызывает Мельникова.
— Володя, блестящая работа! Полная бескомпромиссная победа!
Через несколько дней после успешной защиты кандидата технических наук пригласил к себе в гости Ажаев. Там за накрытым столом Мельников и узнал, почему был когда-то единственным абитуриентом по квоте Крайнего Севера.
Оказывается, сразу после возвращения из Якутска Константин Симонов заехал в ректорат института и сказал: «К вам будет поступать Вова Мельников из Якутии, этот мальчик должен учиться!»
Мельников. Полярный Урал. 1963 год
***
После защиты кандидатской Мельникова вызвал ректор МГРИ.
— У вуза есть два договора с университетами Гвинеи и Алжира. Мы обязаны посылать им преподавателей. Предлагаю поехать за рубеж на пять лет.
— У меня нет знания французского, я с третьего класса учил английский и только им владею, — попытался откреститься Мельников.
Но его на десять месяцев освободили от работы и направили в Московский педагогический институт иностранных языков им. М. Тореза на курсы для отъезжающих трудиться за рубеж. Уже через два месяца Владимир Павлович читал, писал и говорил на французском. Оставшееся время готовил курс лекций на языке его любимых писателей, Мопассана и Бальзака.
Но договоры МГРИ с Гвинеей и Алжиром затормозились. Владимир Павлович решает перейти в Академию наук и ехать в Якутск.
Однако ректор встал насмерть.
— Какая Якутия? Разве мы тебя для Академии наук готовили? Разрешение на увольнение не дам!
— А кто даст?
— Пусть твоя академия к министру высшего образования обращается!
И министр на просьбу АН СССР добро дал, но с оговоркой, что в случае необходимости Мельникова командируют за рубеж.
Не прошло и года, как Владимир Павлович летел на языковую стажировку во Францию с последующим направлением в Алжир.
Заморские берега
В те годы не многим советским гражданам выпадало счастье побывать за рубежом, и для Мельникова эта поездка стала осуществлением юношеской мечты, навеянной прочитанными когда-то романами.
Стажировка проходила в одном из старейших университетов страны — Монпелье, где когда-то учился Нострадамус. Это было полное погружение в язык и культуру — постоянное общение с носителями языка, поездки на экскурсии по всему Лазурному побережью от Монако до самой Испании. Там от местных он не раз услышал, что похож на француза. Возможно, есть в этом доля истины.
Девичья фамилия его матери Елены Устиновны — Шапель (в переводе с французского — часовня). Равно как и супруг, она не знала своих родителей. Оба выросли в детском приюте в Гатчине, куда попали еще до революции. Там же, в детском доме под Ленинградом, по наставлению педагогов Елена написала отказ от наследства, оставленного дядей в Польше.
О происхождении отца, Павла Ивановича Мельникова, известно только, что дед его был главным печником в Зимнем дворце, а отец — начальником охраны главной резиденции Романовых.
Были ли среди предков французы или не были, но в Алжир Владимир приехал, блестяще владея французским. А вскоре в институт имени Мориса Тореза из Северной Африки пришло пожелание: «Постарайтесь готовить специалистов так, как В. П. Мельникова».
Работу со студентами Владимир Павлович построил по-своему. На экзаменах разрешил пользоваться лекциями и другими материалами, что ранее каралось исключением без права вторичного поступления.
Однако после первого же испытания ученики его курса были расставлены по уровню знаний. Каждому воздалось по заслугам. За это Мельникова в коллективе алжирского университета зауважали.
Он спрашивал самую суть. «Вот формула, в ней описаны физические взаимодействия, вот коэффициент. Для чего он здесь?» Если студент хорошо понимал теорию — отвечал, если в предмете плавал — благополучно шел ко дну.
В свободное время Владимир Павлович старался больше общаться с западными специалистами, набираться знаний о жизни в других странах, их культуре. А через два года, когда доработал курс своих лекции и отдал их в библиотеку алжирского университета, заскучал.
Мельников, в сердце которого горел огонь научного поиска, не хотел стоять на месте. Он рвался писать докторскую, делать открытия, искать и достигать. Сытая, размеренная жизнь, о которой многим приходилось лишь мечтать, это не про него.
Написал письмо в Академию наук: выручайте! А в то время как раз готовилась первая в СССР международная конференция по мерзлотоведению с огромным количеством иностранцев. И в министерство из АН ушла бумага о том, что присутствие Мельникова необходимо для работы с французскими учеными.
Так с Алжиром было покончено.
***
Диссертацию Мельников написал. Но поскольку было непривычно и даже неприлично принимать в доктора наук такого молодого ученого, чтобы избежать неприятностей, Мельникову поставили условие. Его оппонентом должен стать не кто иной, как А. Г. Тархов, знаменитый геофизик, автор многих учебников. Владимиру Павловичу удалось его уговорить.
На предзащите Мельников рассказал про свои открытия и сделал вывод — измерял на мерзлоте, но такие же свойства могут быть на экваторе, где наблюдается климат муссонного типа.
— Главу с муссонами выбрось, — сказал Тархов. — Ты там работал? Мерил? Это голословно. Вдруг с заднего кресла взволнованно встал профессор Каменецкий.
— Анатолий Георгиевич, подождите! Я в себя не могу прийти от Володиных результатов. Три года я преподавал в Индии, в этом самом муссонном климате, и три года мы мучились, не понимая, почему одна группа на полигоне весной выдает одни результаты, а вторая там же, но осенью — другие. Мы сотни тысяч долларов потратили на замену аппаратуры, думали, ее жуки жрут или еще какая-то причина, от нас не зависящая. А вы — выбросить! Да это лучший результат работы Мельникова.
Потом закрутилась та самая эпопея с защитой и перезащитой докторской. А через два года, когда все неприятности забылись, раздался исторический в биографии Мельникова звонок из Новосибирска.
На проводе был Валерий Ермиков, отвечавший в президиуме за дела во многих институтах, в том числе в других сибирских регионах. Он от имени академика А. А. Трофимука предложил Мельникову поехать в Тюмень, чтобы с нуля создать в регионе академический научный комплекс. Его выбор пал на молодого доктора наук не случайно. Еще во время разбора полетов в Новосибирске, когда на закрытом президиуме обсуждался подписанный Макаровым протокол, прозорливый Трофимук оценил яркие лидерские качества молодого коллеги, его смелость в отстаивании принципов. Такой и нужен был в Тюмени.
Тюмень
Владимир Павлович Мельников с Иваном Ивановичем Нестеровым. 1990 год
Тюменскому сообществу Мельникова представили как заместителя по науке самого Трофимука. Это был очень высокий статус еще и потому, что остальными замами легендарного открывателя «Второго Баку» были в основном члены Академии наук СССР. А он пока имел лишь степень доктора.
Два года ушло на организацию инфраструктуры Института проблем освоения Севера, формирование коллектива. Не было собственного здания, приходилось арендовать помещения, остро стоял вопрос с жильем. Все это со временем благополучно решится благодаря деловым качествам и авторитету Владимира Павловича.
В 1984 году Мельников окончательно перебрался в Тюмень. А уже в 1989-м открыл международному научному сообществу ворота в Арктику, впервые организовав международную конференцию ведущих мерзлотоведов из разных стран мира. Проводилась она на Ямбургском месторождении в только смонтированном современном финском жилом комплексе для газовиков. На Тюменском Севере в подобных условиях международные конференции еще не проводились.
Ученые облетели на вертолетах Ямальский и Гыданский полуострова. Проводили лекции в полях, где для этого были специально подготовлены различные геологические разрезы. На таком высоком уровне научное мероприятие в этой сфере проводилось впервые.
За 36 лет истории развития академического научного комплекса Тюмени как организатор и руководитель Мельников написал множество ее ярких страниц, воспитал целую плеяду талантливых специалистов.
Успех Владимира Мельникова зиждется на одном важном принципе — всегда использовать весь свой опыт и потенциал: деловую хватку, знание языков и мироустройства, зарубежные связи. Это очень помогло его институту выжить в лихие 90-е.
Тогда Мельников оказался весьма полезен для экономического развития Тюменской области. Благодаря ему удалось включить Тюмень в программу технической и гуманитарной помощи с Запада в 1990–1993 годах и получить для Заводоуковска инновационный тепличный комплекс «РИТЗА» (Russian Innovation Tyumen Zavodoukovsk Association). Было организовано обучение тюменских сельскохозяйственных специалистов в Голландии. Подписано много договоров о сотрудничестве администрации Тюменской области с партнерами из ЕС. А итоги знакомства главы региона Ю. К. Шафраника с практикой недропользования Канады во многом определили суть Закона РФ «О недрах» и Указа о развитии Тюменской области. Владимир Павлович был не только инициатором этой поездки, но и — волею судеб — переводчиком. В Уайтхорсе, столице Юкона, не оказалось переводчика с русского на английский. Встреча была под угрозой срыва, в результате стресса английский язык вернулся к Мельникову и спас ситуацию.
В.П. Мельников С И. А. Шаповаловым. 1989 год
***
Но главное для него в жизни, конечно же, наука, царство холода — вечная мерзлота. Он перевернул подход к ней на 180 градусов, рассматривает ее ресурсом, а не угрозой, как было сказано П. И. Колосковым в предисловии к фундаментальному труду основоположника мерзлотоведения М. И. Сумгина «Вечная мерзлота почвы в пределах СССР».
Развиваемый В. П. Мельниковым ресурсный подход в криологии Земли получил международное признание. Под его руководством проводятся исследования воздействия бактерий из древних мерзлых пород на современные биосистемы. Они показывают позитивную роль холода и палеомикробиоты на укрепление иммунной системы и продолжительность жизни. Академиком сформулированы основные принципы междисциплинарной системы представлений о холодном мире.
И это далеко не все, что сделал и еще сделает Владимир Павлович Мельников, человек многогранный, не вписывающийся в рамки и стандарты, сын великой эпохи ученых-патриотов, романтиков, в сердце которого горит огонь научного поиска.
От первого лица
Владимир Павлович Мельников
О жизненных учителях
"
Мне повезло с родителями. Они рано приучили к труду, самостоятельности и ответственности за поступки. Поэтому я не стал иждивенцем и потребителем, что при таком высоком положении отца могло бы произойти. Главное, чему научил папа на собственном примере, — вкладываться по полной в дело, которым занимаешься. А мама — правильному отношению к людям: нужно ценить их не по должностям, а душе, помыслам и поступкам. Она не делала различий между молочницей Дусей и первым секретарем обкома. Никто не уходил от нее с холодком в сердце. До сих пор, вспоминая ее улыбку, чувствую тепло. Повезло мне и с педагогами в школе. Они не только давали знания, но и воспитывали, старались помочь преодолеть недостатки. Например, из-за учителя математики Сары Семеновны Эстеркес в аттестате появилась единственная «четверка» и не получилось медали. — Володя заслуживает «пять», — пеняли ей коллеги. — Но тогда он расслабится и не поступит в институт, — отвечала она невозмутимо. Когда после защиты кандидатской в 1968 году я приехал в Якутск, первый звонок был от нее. — Володенька, поздравляю! Очень прошу, выступи в школе. Среди моих учителей — и великие люди, которые часто бывали в нашем доме. Стыдно быть лоботрясом, видя, как горит делом бывший директор Института мерзлотоведения им. В. А. Обручева в Москве, автор лучших монографий по мерзлотоведению, популяризатор науки П. Ф. Швецов и писатель К. М. Симонов, восхищаясь результатами их труда. А мои учителя в науке? Это плеяда имен, о которых рассказывать в двух словах даже стыдно. Благодарен и руководителям нашего Сибирского отделения Академии наук во времена становления института в Тюмени. А. А. Трофимуку, Г. И. Марчуку, а в особенности В. А. Коптюгу, который понимал, что мое дело — очень непростое и нужное. Выделялись такие деньги, которые никому не выделялись. Я по сто человек в год набирал в институт. В истории академии такого не было.
О друзьях
"
Отталкиваясь от понимания сути дружбы в песне Владимира Высоцкого «Если друг оказался вдруг...», которая проверялась на сложном восхождении к вершинам гор, у меня на пути к вершинам творчества друзья, конечно, были, но их всегда называли коллегами, единомышленниками. И вокруг меня, как только вступил на самостоятельный путь созидания, были те, кто: Готов идею обсудить, Обосновать и воплотить, Сквозь тернии идти к звезде, Забыв о сне, еде и мзде!
О любви
"
Не однолюб. Возможно, это не очень красиво смотрится со стороны. Но я не могу разменивать годы, тратить мысли, сердце, душу и тянуть никому не нужную, в сущности, лямку. Ценю каждый свой день, и если что-то с конкретным человеком не клеилось, всегда старался мирно разойтись, не ища виновного, в дальнейшем помогал чем мог. Благодаря этому сегодня бесконечно счастлив.
О вещизме и подарках
"
В Якутске зимой ходил в школу в ватнике. К десятому классу родители купили пальто с шикарным воротником. Как же противно его было носить! Ватник был мне дороже и уютнее. С тех пор ничего, в сущности, не поменялось. Я не болен вещизмом. К примеру, для меня автомобиль — лишь средство передвижения. Не гонюсь за дорогими марками. Возможно, до сих пор продолжал бы жить в квартире, а не переехал бы в частный дом. Но мне сделал такой подарок В. П. Малюгин, начальник Главтюменнефтегазстроя Миннефтегазстроя СССР. А великий В. С. Черномырдин поручил построить восьмиэтажное общежитие с лабораторным пристроем и передать Мельникову на баланс ИПОС СО РАН, что и было осуществлено в 1987 году. Это важнее любого подарка.
О мечтах
"
Я реализовал их много. Достиг успехов в науке. У меня высшее в этом звание — академик. Имею орден «За заслуги перед Отечеством» и другие ордена. Достаточно для понимания, что работал не зря.
О новых поколениях
"
Мои дети представляют разные поколения. Между младшим и старшим сыном разница в полвека. На примере своей большой семьи понимаю, что нужно спокойно относиться к возникающим особенностям жизни. Главное — находиться на одной волне со всеми, независимо от возраста.<
Любимая песня
"
Нигде так хорошо не поется, как у походного костра. Моя любимая — «Говорят, геологи — романтики...».
Об исторических личностях
"
Интересны биографии тех, кто сделал Россию Великой. Ярослав Мудрый, Владимир Красное Солнышко, Петр Великий. Думаю, пройдет время, можно будет в этот же ряд поставить Сталина. Жестокости у Петра было не меньше, но память об этом канула в Лету, а результат его дел остался. Коммунистам досталась аграрная страна, а Сталин в короткие сроки сделал ее страной индустриальной, которая смогла победить фашизм.
О будущем страны
"
Будущее нашей страны — это высокообразованные люди, талантливые рукодельцы, мудрые руководители, объединенные чувством патриотизма.
О смысле жизни
"
Планетологи пришли к выводу, что через пять миллиардов лет Земля будет сожжена расширяющимся Солнцем, жизни на ней не будет. Философски рассуждая, перспектив у человека нет. В жизни Вселенной мы — незаметные существа и вряд ли оставим хоть какой-то след. Поэтому даже с этой точки зрения нужно стремиться к полноценной созидательной жизни каждый день.
Читать еще
